Тень прошлого
Осенний вечер накрывал спальные кварталы Питера густым сумраком, а редкие фонари роняли жёлтые блики на мокрый асфальт. Лидия Васильевна сидела в пустой квартире, сжимая потрёпанную чашку с блёклыми ромашками, и тупо смотрела в окно, за которым шла чужая жизнь. В груди клокотало — любовь к сыну душила её, как удавка, смешиваясь с ядовитой ненавистью к его жене, Наде. С первой встречи эта девчонка казалась ей призраком из кошмара, готовая в одночасье разрушить всё, что Лидия Васильевна тридцать лет собирала по крупицам.
Надя ворвалась в их жизнь, словно порыв ледяного ветра. Не приглашённая, не желанная. Всё в ней бесило Лидию Васильевну — провинциальный говор, дешёвое платьишко, эта наглая уверенность, будто она имеет право стоять рядом с её Димой. Деревенщина, из семьи пьяницы-сантехника, без гроша за душой — что она могла дать её сыну? Но Дима смотрел на Надю так, словно она — его личное солнце. А Лидия Васильевна видела только угрозу.
Надя до сих пор помнила тот вечер. Они пришли знакомиться — она, нервно теребя подол платья, Дима, сжимающий её ладонь до боли. Лидия Васильевна даже не дала им сесть. «Ты — не ровня моему сыну», — бросила она, и эти слова впились в Надю, как нож. Та попыталась возразить, что любит Димку всем сердцем, но свекровь лишь презрительно скривила губы. «Сердцу прикажешь?» — выдохнула тогда Надя, и с той секунды между ними лёг невидимый фронт.
Для Нади эта война стала испытанием на прочность. Она ведь привыкла драться — мать умерла рано, отец, вечно пропахший махоркой и соляркой, научил её не распускать нюни. Но Лидия Васильевна была не просто злой свекровью — она была стихией, снежным ураганом, вымораживающим душу. Каждый её взгляд, каждое замечание о «деревенских корнях» Нади оставляли раны глубже синяков.
Воспоминания о родном Твери накрывали Надю, как волна. Там, в крохотной квартирке над автомастерской, пацанкой бегала по двору, а отец чинил соседям «Жигули» и учил её не гнуть спину. Теперь же, под взглядом Лидии Васильевны, она снова чувствовала себя той перепуганной девчонкой. Свекровь не щадила — ковырялась в её прошлом, в её мечтах стать учительницей, в том, как она готовит борщ.
Когда Надя и Дима объявили о свадьбе, Лидия Васильевна устроила истерику. Орала, что Надя украла её сына, хваталась за сердце, падала на колени. Дима уговаривал мать, но её слёзы были страшнее криков. Свадьба прошла без неё — тихая, с горьким привкусом.
Дима любил Надю, но разрыв с матерью разрывал и его. Он понимал — Лидия Васильевна души не чаяла в нём. Но её любовь была как кандалы: отец погиб на шахте, когда Диме было шесть, и мать прожила ради него. Только теперь эта жертвенность превратилась в удушливый контроль. Надя стала его отдушиной — своей простотой, смехом, который грел, как печка. Но теперь он разрывался меж двух женщин, каждая из которых тянула его в свою сторону.
После рождения дочки Лидия Васильевна вроде смягчилась. Приехала, охая над внучкой, но за ужином снова полезла в бой. «Небось, рожала в деревенской больнице?» — язвила она, а Надя, стиснув зубы, молча кормила малышку. Даже когда приехал её отец, заляпанный машинным маслом, свекровь не унималась — тыкала в его заштопанную телогрейку, ухмылялась.
Теперь они живут в скромном домике под Тверью, который отец Нади потихоньку достраивал. Дима работает на стройке, Надя растит дочку. Лидия Васильевна шлёт угрозы — то выпишет сына из квартиры, то завещает всё своей болонке Фросе. Даже предлагала Диме «избавиться» от Нади, суля связи и деньги. Но Дима лишь хмурился: его семья — это его крепость.
Три месяца тишины. Иногда Наде кажется, что этот ледяной ров между ними — навсегда. Что не будет тех шумных застолий, о которых она мечтала. Но когда Дима, укачивая дочь, напевает ей колыбельную, Надя понимает — их маленький мир уже есть. И в нём нет места злобе.
Жизнь — не кино. Бывают дни, когда хочется завыть от бессилия, сбежать в ночь. Но Надя не сдаётся. Она будет драться — за свою семью, за ту любовь, что оказалась сильнее ненависти.
А Лидия Васильевна сидит в своей питерской квартире, где теперь гулко, как в склепе. Листает альбом: Дима на «Каме», выпускной в школе, их поездка в Сочи. Сердце ноет — сын, внучка, эта проклятая Надя… Даже Фрося, её любимица, жмётся в уголке, чуя бурю. Рука сама тянется к телефону — но набрать номер она так и не решается.
