— Ты бы хоть поинтересовалась, прежде чем всё переставлять, — Надежда тяжело вздохнула, сжав в ладони едва найденную солонку, и застыла посреди кухни, будто готовясь к дуэли с Ольгой.
— А ты бы хоть раз поблагодарила, что я тут порядок навожу, — огрызнулась невестка, с силой захлопнув дверцу шкафа так, что посуда внутри звонко загремела. — Тут был не кухня, а настоящий разгром.
Надежда сердито щурилась. Она только вчера расставила кастрюли по своим местам: тяжёлые — вниз, лёгкие — повыше, чтобы не придавило, если упадёт. Сама она была невысокой, поэтому всё делала для своего удобства. А вот Ольга, высокая и статная, смотрела на мир свысока. Во всех смыслах.
Сын сидел за столом с чашкой кофе, делая вид, что не слышит ссоры. Когда-то он носился по этой квартире с деревянным мечом, смеясь. А теперь воевал с матерью через жену и своё равнодушие.
— Это мой дом, Оля. И мой порядок. Я не просила помощи.
— Ага. Но и не возражала, когда мы переехали. Или забыла? — Ольга насмешливо приподняла бровь. — Если живёшь не одна, будь готова к переменам.
У невестки была привычка ухмыляться уголком рта, когда говорила гадости.
Надежда стиснула губы. Конечно, она не забыла. Как тут забудешь? Когда Игорь заявил, что они сдают свою однушку и хотят пожить у неё, пока копят на большую квартиру, она растерялась. Вроде и отказать неудобно — сын же. Но тревога уже тогда колола под рёбрами.
— Мам, ну ты правда ведёшь себя так, будто мы тебя выживаем, — наконец заговорил Игорь. — Мы же не отбираем у тебя жильё.
— Игорь, у каждой хозяйки свои правила. А я тут всё-таки хозяйка.
— Правила вроде твоей древней мясорубки, которую только ты умеешь крутить? — фыркнула Ольга. — Тут половина вещей ещё с советских времён. Я просто пытаюсь сделать жизнь нормальной.
— Пусть твой муж тебе создаёт условия, а не я, — резко отрезала Надежда. — А мясорубка работает отлично. Если у тебя руки не из того места растут — это не моя вина.
Игорь встал и тяжело вздохнул. Надежда заметила, как он взглянул на жену, потом — на неё. Весы в его голове качнулись, но, как всегда, не в её пользу.
— Мам, ну хватит. Мы просто хотим устроиться поудобнее. Это ведь ненадолго.
— Ваше «ненадолго» давно превратилось в «навсегда». Я устала жить, как в коммуналке, — не сдержалась Надежда.
Ольга швырнула тряпку на стол и вышла. Игорь — следом. Это повторялось снова и снова. Вместо того чтобы искать компромисс, они просто закрывались в комнате.
Ольга вечно включала громкую музыку, оставляла в раковине засохшие чашки, забивала слив. Но какое-то время хрупкое перемирие ещё держалось.
Пока не состоялись несанкционированные посиделки.
Надежда пришла с работы с температурой. Мечтала о горячем чае, тишине и мандаринах по акции, как вдруг услышала на кухне хохот и визг.
— Мы ненадолго, — сказала Ольга, когда Надежда вывела её в коридор. — Через час все разойдутся. Друзья заглянули, чай пьём.
— И градус в чае какой? — тихо спросила Надежда, глядя на стол. — Впервые вижу, чтобы чай с воблой закусывали.
— Мам, какая разница? — встрял Игорь. — Через час все уйдут.
У Надежды дрожали руки и раскалывалась голова. Всё, чего она хотела, — прилечь. Но сперва полчаса музыки и смеха, потом — чьё-то спотыкание о её туфли с громкой бранью. Апофеозом стал звон бокалов и чей-то голос:
— Это что, свекровь тут живёт? Ну и условия…
— Всё, — холодно сказала Надежда и вошла на кухню. — Ребята, это не общежитие. По домам. Сейчас же.
— Мама! — вскочил Игорь. — Ты что творишь?
— То, что давно пора. Гости — вон. Хозяйка — отдыхать.
Гости оказались воспитаннее сына и невестки. Забрали пиво и ушли. Ольга хлопнула дверью и ушла с ними.
А Игорь… подошёл к ней, когда она наконец легла, и выдал:
— Мама, это перебор. Ты унизила Олю перед друзьями. Почему ты не понимаешь, что я теперь не только твой сын, но и её муж?
— Знаешь что, Игорек, — голос Надежды был слабым, но твёрдым. — У вас три дня. Через три дня вас и ваших кружек здесь не будет. Иначе поменяю замки.
Он промолчал. Не извинился, но и не спорил.
Через день они съехали. Без лишних слов. Надежда вымыла кухню до блеска, вернула мясорубку на место. Сидела в пустой и наконец тихой квартире. Теперь у неё снова была своя территория, но казалось, будто из груди вырвали кусок.
Прошло почти три года. Разговоры с Игорем стали редкими, короткими и вежливыми, как в регистратуре поликлиники. Он не спрашивал ни о здоровье, ни о делах. Даже про внука Надежда узнала случайно, от соседки Марины, чья племянница подписана на Игоря в соцсетях.
Первая встреча с малышом была неожиданной. Ребёнка привезли на такси без предупреждения. Просто позвонили в домофон и поставили перед фактом.
— Мам, открой. У Сени тридцать восемь и два, а мы на работу опаздываем.
Надежда открыла. Мальчика передали, будто посылку. У него были пухлые щёки и такие же серые глаза, как у Игоря. Сердце ёкнуло, и все слова про уважение и предупреждения застряли в горле.
— Держи. Сироп. Уже дала с утра, — сказала Ольга, не переступая порог. — Через четыре часа повтори, если нужно. И вот градусник. Электронный, а не твой древний ртутный. Здесь у тебя всё как в музее.
— Спасибо, ты нас выручила. Мы побежали, — на ходу бросил Игорь.
Они уехали. А она осталась с инструкцией, страхом ошибиться и мальчиком, который, прижавшись к ней, тихо всхлипывал.
Потом это вошло в привычку. Иногда звонили накануне, но чаще — уже из машины.Теперь Надежда знала, что тишина — это не пустота, а свобода, и больше не позволяла никому превращать её жизнь в чужой удобный вариант.
