— Алёна, оторвись ты от телефона хоть на минуту! — Виктор раздосадованно ударил ладонью по потёртой клеёнке кухонного стола.
Жена нехотя подняла глаза от экрана и испытующе уставилась на мужа.
— Ну? Чего надо-то?
— Хотел, чтобы ты перестала втыкать в этот проклятый экран и хоть слово мне сказала! — проговорил он, уже сомневаясь в своём порыве. Вглядываясь в её глазки, утонувшие в расплывшихся щеках, он пожалел, что вообще начал этот разговор.
***
Алёна не всегда была такой. Виктор отлично помнил, как долговязый, неуклюжий «ботаник» страдал по стройной блондинке из соседнего подъезда. И прекрасно понимал, что у него нет ни единого шанса.
— Да что ты в ней нашёл?! — злилась мать. — Симпатичная, да, но глупая, как пробка. Школу еле на тройки закончила, в институт даже не пыталась поступать. Теперь полы в бизнес-центре моет и ждёт, что какой-нибудь олигарх спотыкнётся о её швабру и увезёт в новую жизнь!
— Замолчи! — багровел Витя. — У нас любой труд почётен! Не всем же миллионерами быть!
— Да пусть моет хоть до пенсии, но ты-то с ума по ней сходишь! — пожимала плечами мать. — Хорошо, что она на тебя и не смотрит. Женишься на такой — вся жизнь коту под хвост! Ты у меня мягкий, ведомый. Ослизнешь рядом с ней в два счёта!
Но Витя не мог перестать думать о ней.
***
Пока он мечтал, Алёна успела выйти замуж. Правда, не за олигарха — вышла за местного «авторитета» Саньку. Ей отчаянно хотелось сбежать из родительской квартиры, где вечно пьяные отец с матерью устраивали ночные «посиделки». Да и у Саньки были плюсы: высокий, видный, да ещё и с отдельной однушкой.
Однако после свадьбы Санька решил, что жена должна вести хозяйство. Но Алёна и слушать не хотела! Готовила — только яичницу, уборку считала лишней, а мытьё посуды — роскошью.
Санька злился, кричал. Однажды дело дошло до рукоприкладства, и Алёна, вырвавшись, устроилась рыдать на лавочке у подъезда.
Там её и увидел Витя.
— Алёна, что случилось? — Он робко обнял её за плечи.
— Санька… — всхлипнула она, размазывая тушь по его футболке.
— Он тебя ударил?!
Она кивнула.
— Скотина! Уходи от него! — Витя осмелел от ярости. — Пойдём ко мне, я тебя не оставлю!
Алёна оторвалась от его груди, пригляделась и спросила:
— А ты… вообще кто?
— Мы в соседних подъездах живём. Ты меня Витькой-ботаником звала.
— А, точно! — хлопнула себя по лбу. — Ты же тот самый, с мамой-училкой!
В это время из подъезда выскочил Санька.
— Ага, тут сидишь, ржёшь с каким-то очкариком?! — Он швырнул Витю обратно на лавку. — А ты вали отсюда, пока цел!
Витя остался сидеть, ненавидя себя, Саньку и весь мир.
***
Потом Алёна вернулась к мужу. Они помирились, как обычно — после битья посуды и криков.
Такие сцены повторялись снова и снова. Витя иногда встречал её на улице — в тёмных очках, несмотря на пасмурный день, или в кофте с длинными рукавами летом…
— Привет, Витька! — махала она.
Он смотрел на её синяки, скрытые под стеклами, и тихо отвечал:
— Вижу, семейная жизнь не сахар…
— Да нормально всё! — огрызалась она и убегала.
А Витя понимал: он ничего не может.
Но однажды ночью Алёна пришла к нему.
— Вить, пусти… — всхлипывала за дверью.
Он впустил её.
— Ухожу от него. Ты меня примешь?
Он растерялся — но оставил её.
***
С этого момента жизнь покатилась под откос. Мать скандалила, не желая видеть Алёну в доме. Санька ломал дверь, пока соседи не вызвали полицию. Витя бросил институт — нужны были деньги.
Через год Алёна развелась.
— Теперь ты моя, — сказал Витя, женившись на ней.
Мать предупреждала:
— Ты сломаешь себе жизнь!
Но он не слушал.
***
Шли годы. Алёна растолстела, перестала убираться, целыми днями сидела в телефоне.
— Ты же хозяйка! — пытался возмущаться Витя.
— Сам хозяйничай! — огрызалась она.
Однажды к нему зашёл друг Сергей. Увидев бардак и Алёну в засаленном халате, он тихо сказал:
— Ты точно женат?
Витя очнулся.
— Мы разводимся, — заявил он вечером.
— Мерзавец! Попользовался и выкидываешь?!
— Кто кем пользовался — ещё вопрос. Ты двадцать лет жила за мой счёт.
Он собрал вещи и ушёл.
***
Алёну выселили обратно к отцу — в грязную, пропылённую квартиру.
А Витя завёл кота, прибрался и наконец вздохнул свободно.
Правда, было уже поздно… но хоть теперь он понял, что счастье — не в несбыточных мечтах.
