Весеннее обострение
Люба ненавидела весну. Грязь, грязно-серые комья снега, песок на асфальте. А уж о том, что творилось на газонах, и вовсе лучше промолчать. Но больше всего её бесила эта всеобщая истерия — будто с первыми лучами солнца весь мир обязан влюбиться и стать счастливым.
— «Атмосфера ожидания любви и счастья», — мысленно передразнила она заезженный штамп, — «Какого чёрта… Да где оно, это счастье?»
Ей уже перевалило за тридцать, но на работе её всё ещё звали «Любкой». Невысокая, худая, в рваных джинсах, футболке и косухе — ходячая иллюстрация к поговорке «маленькая собачка до старости щенок».
И она этим отчаянно гордилась — короткая стрижка, наушники-лопухи, дурацкие значки на воротнике. Ах да, работа.
Писать сценарии для телевизора — не такое уж захватывающее занятие, каким кажется со стороны. Но заказов было много, и Люба штамповала их, не особо задумываясь.
— Потому что сценарии для этих сериалов может писать даже дрессированный хомяк, — усмехнулась она про себя. — И у него есть преимущество: он хоть милый. А большинство сценаристов — сопливые эгоцентрики с комплексом гения.
Вообще, в офисе она появлялась редко. Ей там было нечего делать. «Представить товар лицом» мог кто-то другой. Например, Светка — обладательница всех достоинств, которые так ценили продюсеры.
Светка не была стервой. Напротив — она искренне пыталась всем нравиться, и Люба знала: зла от неё не жди. Но иногда её наивность раздражала больше, чем самая подлая выходка. Особенно эти бесконечные попытки устроить Либе личную жизнь.
— Привет, ископаемые, — бросила Люба, вваливаясь в «кают-компанию».
Так они называли комнату отдыха — всё из-за Глеба, который когда-то хвастался, что ходил в море.
— И тебе не хворать, пещерный человек, — ткнула она кулаком в плечо сорокалетнего мужика. — Как семья?
— Жена хочет в Сочи, дети — в «Остров мечты», — вздохнул Глеб.
— А ты?
— А я — в петлю. На фоне весеннего обострения.
— Оптимист, блин.
— Люб, ну зачем ты меня динозавром обзываешь? — запоздало возмутилась Света.
— Потому что ты не просто динозавр, а уникальный экземпляр. Единственный человек в ТВ-индустрии, который до сих пор верит в людей. За это я тебя и люблю, — обняла её Люба. — Так что там по дедлайнам? И вообще, какого чёрта нас среди недели вызвали? Я думала, до понедельника отсижусь. У Сергея Владимировича опять запой, что ли?
Светка шмыгнула носом. Глеб потупился.
— Сергей Владимирович откинулся. Вчера увезли в больничку. Если выкарабкается — хорошо, но врачи мрачно смотрят. Сердце.
Люба присела на стул.
Сергея Владимировича любили, несмотря на запои и привычку орать на подчинённых. У него было два редких качества: он никогда не задерживал зарплату и орал не только *на* сотрудников, но и *за* них, прикрывая перед начальством.
— И что теперь?
— Нового шефа представлять будут.
— Кого?
— Какую-то «восходящую звезду» из Москвы. Игорь Денисович Волошин. Ты его случайно не знаешь?
Люба откинулась на спинку дивана.
— Знаю. Бывший муж.
Тот самый, который настоял на аборте. Тот самый, который сбежал в столицу «делать карьеру». Видимо, сделал. Конечно, теоретически это мог быть другой Волошин, но Люба не сомневалась — это он. С его манией величия иначе и быть не могло. Вот только с чего это его в провинцию занесло?
— Ты его знаешь?! — вытаращила глаза Светка. — И какой он?
— Лучше бы тебе не знать, Светик.
Ну вот и «атмосфера любви и счастья». Лови, пока не подавилась.
***
Игорек выглядел с иголочки. Дорогой костюм, стильная щетина, короткая стрижка. Все эти пижоны теперь косили не под принцев, а под Харди или того мужика из «Гладиатора». У некоторых даже получалось.
— Мы все, конечно, глубоко уважаем талант Сергея Владимировича, но его возраст и неготовность отвечать на вызовы времени…
— Ну и мурло, — фыркнула Люба.
— Что?
— Что сказала. Я-то думала, Сергей сам на больничку загремел, а он, оказывается, с должности слетел. Ты подсидел, да? Но не пойму — тебе-то зачем? Ты же столичная штучка, тебе в нашей глуши не место.
— Любовь Викторовна, это что за тон?!
— Обычный. Я тут за троих работаю, вот и позволяю себе лишнее. Хватит воды лить, говори по делу.
— По делу? Хорошо. Меня назначили провести сокращение. Коснётся оно и вашего отдела. Один человек уйдёт. Конечно, не вы — вы же у нас «за троих».
За окном ярко светило весеннее солнце.
***
— Игорь, ты вообще в своём уме?! — Люба схватила бывшего за рукав на парковке.
— А что такого? Исполняю обязанности.
— Брось. Ты, конечно, сволочь, но не идиот же. Ты понимаешь, что весь отдел держался на Владимировиче, на Светкиной харизме и Глебовой работоспособности?
— И на твоём таланте, угу.
— Повторяю вопрос: ты что творишь?
— Избавляюсь от балласта. Оставляю только ключевых. Как в старые добрые. Ты и я против всего мира. Я соскучился, Любка. И между нами — в компании грядут перемены. У этого филиала скоро могут смениться не только начальники, но и владельцы.
— Например, ты?
— Например, я. И ты тоже можешь. Брось, ты же умница. У нас не так уж всё и плохо было. Может, ещё будет.
— Ты серьёзно?
— А что? Я знаю — у тебя никого нет.
— Ах, ты «знаешь». Ну-ну. А знаешь, что у меня теперь детей быть не может?
— Знаю. Но это не главное. Главное — любить…
— Игорек, крокодил, рассуждающий о любви — это нонсенс. Светке бы эту чушь нести — но она такого не заслужила. Иди ты к чёрту, «новое руководство». Свалился как снег на голову…
***
Татьяна Николаевна, двоюродная сестра Сергея Владимировича, разливала чай в гжельские чашки.
— Мы бы раньше зашли, да не знаЛюба крепче сжала руку Таньки, когда солнце внезапно скрылось за тучкой, будто давая ей понять — даже в этой душной весенней мгле можно отыскать свой лучик.
