Возможно, это всего лишь иллюзия

**4 мая**

Сегодня опять вечер начался со скандала.

— Ты что, на стороне кого-то завёл? — Настя скрестила руки, глядя на меня с обидой. — Я уже третий месяц живу как монашка. Да и тебя-то почти не вижу!

Я оторвался от телефона, медленно переваривая её слова. Вздохнул, отложил гаджет в сторону.

— Настенька… опять за своё? Ты же знаешь, работа, стресс… Я просто хотел поужинать спокойно.

— Ну и ешь! Кто тебе мешает? Ложку из рук не вырываю. Только мне надоело жить с тобой, как с соседом по комнате.

Она села напротив, взяла мандарин и начала чистить. В воздухе висело напряжение. Как тут не нервничать, если муж всё чаще смотрит куда угодно, только не на тебя?

Я молча доел гречку с котлетой, отнёс тарелку в раковину. Вечер тянулся в гнетущей тишине.

— Мы вообще когда в последний раз что-то смотрели вместе? — не выдержала Настя. — Я уже забыла, как ты звучишь без экрана в руках. И твой гараж мне осточертел.

Я пожал плечами.

— А что смотреть? Твой «Игра престолов»? Я прихожу — ты уставшая. Или в телефоне. Или Машенька не спит. Не до кино мне.

— Тебе «не до кино» уже пять лет!

В её голосе была не только злость, но и надежда. Может, хоть сейчас услышу? Но я только упёрся в раковину, не оборачиваясь.

— Насть, мы не молодожёны. Ты думала, у нас вечно будет медовый месяц?

— У моих родителей получается! Тридцать лет вместе — и до сих пор обнимаются, гуляют, смеются!

— Может, мне просто надоело это вечное пиление? Не думала об этом?

Она хотела ответить, но я резко развернулся, схватил ключи и вышел. Дверь захлопнулась так, что шуба в прихожей качнулась. Понятно. Опять в гараж.

Раньше всё было иначе. Мы могли дурачиться под пледом, хохотать над «Операцией «Ы»» до слёз. Я гладил её по волосам, называл «солнышком», наливал чай с лимоном, даже если валился с ног после смены.

А потом случилась Маша.

Настя набрала пятнадцать кило, ходила в мешковатых кофтах, волосы закалывала в пучок. Все силы уходили на дочку: ночные кормления, пелёнки, колики. Она тогда говорила себе — потерплю чуть-чуть. Но «чуть-чуть» растянулось в года.

Я стал задерживаться на работе, а вечера проводил в гараже. Там был мой мир: инструменты, «Жигули», запчасти. Сначала Настя думала — это нормально. Потом начала винить себя. Стала краситься к моему приходу, готовить сложные блюда, включать музыку.

Но я уже не смотрел на неё так, как раньше.

А потом она заметила странности.

Сначала мелочи: влажное полотенце в ванной, хотя она первая пришла. Салфетки заканчивались слишком быстро. Чашки стояли не на своих местах. Подушка лежала иначе.

Потом она нашла волос. Длинный, белёсый. Не её — у Насти тёмно-русые. У Маши — светлые, но короткие.

Она не устроила сцену. Просто выкинула волос, вымыла руки и задумалась.

В конце концов купила камеру.

Пять дней ничего. Пустая комната, солнце на стене. Настя уже радовалась, что ошиблась.

Но в обеденный перерыв она заглянула в записи и выронила телефон.

На нашей кровати сидела её мать. И не одна. Рядом — мужчина лет шестидесяти. Не отец.

Мать смеялась, целовала его в щёку. Потом произошло то, что не оставило сомнений.

Настя не досмотрела. Её будто окатили ледяной водой.

Её родители всегда казались идеалом. Отец называл мать «девчонкой», целовал ей руки. По воскресеньям они гуляли у речки, держась за руки.

Теперь этот мир рухнул.

Что делать? Сказать мужу? Бесполезно. Сказать матери? «Мам, ты давно принимаешь гостей в нашей постели?»

А отец…

В тот же день он зашёл к нам с веточкой сирени.

— Люся обожает сирень, — улыбался он.

Настя улыбалась в ответ, хотя её мир треснул.

Она встретилась с подругами в кафе.

— А если бы вам изменили… вы бы хотели знать? — спросила между делом.

Лена сказала: «Лучше не знать». Оля — «Лучше знать».

Вечером Настя пошла к отцу. Он чинил газонокосилку.

— Пап… мне нужно тебе кое-что сказать.

Она рассказала. Без подробностей.

Он закрыл глаза, кивнул. Только спросил:

— А ты… как ты?

Через неделю мать позвонила в слезах:

— Твой отец подал на развод.

Настя не смогла её утешить.

Камеру она убрала. Остался один вопрос.

— Вова… — сказала она вечером. — Прости меня. Я иногда загоняюсь. Просто… ты мне нужен.

Я отложил телефон.

— Да… я тоже косячу. Может, чаю попьём?

Мы посмотрели «Иронию судьбы», обнявшись. Спали, прижавшись спинами.

И в этот раз это казалось близостью, а не расстоянием.

**Вывод:** Правда — нож. Но иногда лучше порезаться, чем жить в паутине лжи.

Оцените статью
Возможно, это всего лишь иллюзия
«Что с тобой случилось? Ты была моим светом, а теперь я не узнаю тебя…»