**В чужих буднях**
Сначала никто не обратил внимания, что её не стало. Ни начальница, у которой она числилась «для галочки», ни соседка по лестничной клетке, с которой раньше вешали бельё на общий балкон, ни даже тётка из булочной, вечно сдававшая мелочками — назло. Жизнь текла дальше, словно её вовсе не было. Да, пожалуй, и не было.
Светлана Игнатьевна просто перестала выходить. Не из-за болезни. Просто осознала: всё, что она делает, никому не нужно. Утро, чай, аптека, очередь, дежурные слова о похолодании, старые передачи по «России-1». И страшнее всего — никто даже не удивится, если это вдруг прекратится. Не спросит. Вслух или про себя.
Неделю она просто лежала. Не болела, не тосковала — лежала. Без телевизора, книг, разговоров. Смотрела в потолок, где паутина тянулась от угла к люстре, как график её дней. Думала: исчезни я — что изменится? Счётчик намотает киловатты, плесень поползёт по обоям, кот доест хлебные корки и сядет у двери в недоумении. Шум за стеной останется тем же.
А потом пришла почтальонша. Молодая, угловатая, с ногтями под зелёнку и серёжками-сосульками. Позвонила раз, другой. Постучала костяшками — резко, будто в стену, а не в дверь. Буркнула себе под нос: «Странно. Обычно газеты забирает». Ушла. Назавтра вернулась. И ещё. Упрямо, словно не давала миру захлопнуться наглухо.
На четвёртый день Светлана не выдержала.
— Вы чего не открываете? — девушка сморщилась, но голос звучал скорее озабоченно, чем сердито. Звонкий, будто звонок велосипеда в тихом дворе.
— Я… — губы дрогнули. — Простудилась.
— Надолго? Я забеспокоилась. У нас в районе только вы «Комсомолку» выписываете. А я вчера подумала: вдруг я пропаду — кто заметит? Наверное, никто. Вот и решила проверить. Вы же всегда говорили: без газеты и день не в радость.
Светлана вцепилась в дверной косяк, пальцы побелели. Кивнула осторожно, будто боялась разбить хрупкое молчание.
— Всё в порядке. Спасибо.
Девчонка ушла, лёгкие шаги растаяли в подъездной тишине. А Светлана осталась. Не просто в квартире. Впервые за годы — в чьей-то голове. Кто-то подумал. Кто-то спросил. И комната вдруг перестала быть ледяной — будто приоткрыли форточку в марте.
Наутро она вышла. Осторожно, будто заново училась ходить. Купила хлеб — румяный, с хрустом. Хозяйственное мыло. И, не сдержавшись, «Мишку на Севере» — как в детстве. Солнце пробивалось сквозь тучи, и в витрине «Аптеки №3» мелькнуло отражение — она не сразу его узнала.
Женщина в очереди сказала: «Вы сегодня цветёте». Просто так. И это была правда. Потому что в глазах снова появилась жизнь.
Дома Светлана заварила чай. Показалось, что вкус другой. Достала старые тетради. Пахло пылью и прошлым. Открыла. Вывела: «Я здесь». Чётко, чёрной пастой.
Больше — ничего. Но этого хватило.
Иногда, чтобы вернуться, не нужны крики, катастрофы или новые дороги. Достаточно, чтобы кто-то услышал: тишина затянулась подозрительно долго. И постучал.
*Запись в дневнике от 14 марта. Урок: даже в глухом углу мира может найтись человек, для которого твоё отсутствие — уже событие.*
